ОЖИДАНИЕ ЧУДА

Давно ли это было? Кажется, что очень давно... Красивое сибирское село Согорное, с большим озером посредине. А район назывался Доволенский, центр — село Довольное. Все это Новосибирская область, от города километрах в трехстах. Очень памятные для Валентины Викторовны Силко места.

  — Родилась я в войну. Отец без вести пропал, так что жили мы с мамой вдвоем. Мама рассказывала, что дед и бабка пришли в эти далекие сибирские края с Украины. Было это в начале века, искали люди вольных земель. Трудно мы жили. В наследство от бабушки с дедушкой достались нам овечка и одеяло. На эту самую овечку купили мы дом, впрочем, не дом, а избушку. Зимой ветер дунет — снег сквозь щели в комнату несет. А завьюжит  —  так на санках с крыши съехать можно, бугорок, да и только.
  Она сегодня одна из ведущих актрис театра юного зрителя. Многим жителям города знакомо это лицо, кроткое выражение глаз. Может быть не сразу, но вы узнаете в ней ту, что когда-то поразила вас в образе Клеопатры Львовны Мамаевой из пьесы Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Она была такая обескураженная, такая гневная. Или вы узнаете в ней мудрую Клио — музу истории, ту, что ведет следствие, представляет на ваш суд то, что видела сама. Она и теперь не может жить спокойно, не сверяя свои мысли с вашими, сегодняшними (Ю.Трифонов «Нетерпение»). Ведь истина не устаревает, — считает Клио, — лишь общественная оценка ее может измениться.
  — Помню, было мне пять лет, когда выписали на меня паек. Пекарня напротив дома располагалась. Из-под прилавка гляжу на весы, а хлебушка, горячего, сдобного, горсточка со спичечный коробок. Положила в рот, и нет ничего. А есть так хочется.
  В первые классы мама меня зимой на руках носила, легонькая была, да и обуть было нечего. Потом уж в семилетку на другой конец села ходили, зимой через озеро, след в след друг за другом, а то в обход, бегом, а озеро огромное.
  В восьмой класс я уехала учиться в Довольное. Сначала квартиру снимала, одна жила, потом в интернат попросилась. Какая там была повариха Дарья Семеновна!.. До нее я совсем худышкой выглядела: уже в девятом классе, а больше десяти лет никто не давал. За те два года из заморыша превратилась в девушку, а только истинно сибирской стати так во мне и не прибыло. Зато стала сильная, крепкая, решила дальше учиться.
  В театре есть у Валентины Силко смешное прозвище. Зовут ее актеры Минькиной Ма-манькой. И вообще теперешние роли ее все сплошь материнские. То она мать Саши Чекалина («Дорога к солнцу»), то Минькина маманька, в спектакле по повести М.Шолохова «Нахаленок», то мать в пьесе «Долой Огуречного короля», там у нее уже трое детей.
  И все-таки все ее матери разные: строгие общественницы, как мать Александра Чекалина, добрые, заботливые как Минькина маманька, очень пунктуальные и аккуратные, смешные и Трогательные.
Разные — это мастерство. Когда артист на сцене много лет, очень легко обрасти привычкам, штампами: горе играть только так и не иначе, радость изображать только эдак, и на любое человеческое чувство — свой штамп. Возможно, если видишь актера впервые, и не заметишь сразу этот уверенный от частого потребления жест, взгляд, паузу. Здесь не вина актера, это его беда. И сам-то он про эту свою беду всегда знает.   Валентину Викторовну Силко эта беда не коснулась. Несколько лет назад пришел в театр новый режиссер и с удовлетворением отметил, как легко воспринимает она любое  режиссерское решение, как умеет начисто отбросить схематичность и узнавать роль заново, делать себя в роли или роль в себе. Впрочем, потом выяснилось, что оба они - и актриса и режиссер — прошли одну школу у Зиновия Яковлевича Корогодского в Ленинграде, только в разное время.
  — В 1957 году появилось у нас в селе радио и электричество. То, что дано с рождения, воспринимается естественно. Сын мой, к примеру, никаким чудесам техники не поражается. А для нас было чудо. У подруги дома приемник. Плохонький, трещал больше, чем говорил. Это для теперешних нас плохонький, а тогда все свободные и несвободные минуточки рядом с ним проводили. Особенно любили радиотеатр. Именно отсюда пошла мечта стать актрисой.
  После окончания школы поехала учиться в Новосибирск, поступила в культпросветучилище. Только там, в Новосибирске, в семнадцать лет впервые попала в город, в театр. Первым спектаклем, увиденным из зрительного зала, была «Барабанщица» Салынского, поставленная на сцене театра, который по сей день называется «Красный факел». Распределили меня после окончания училища в Довольное, и была я там художественным руководителем в клубе.
  Детский театр требует от актёра самой большой искренности. Он самобытен, и его надо любить так, как любят счастливое детство взрослые люди. Надо верить, свято верить в то, что ты творишь на сцене, и дарить эту веру зрителю, доверчивому и юному, не заигрывая с ним, воспринимая этого еще не искушенного человека как самого изыскательного и чуткого друга.
  Ее героини именно таковы. Правда, лирических образов было не так уж много, зато характерных, остро характерных немало. Особенно запомнилась злая шепелявая сестра Наталья в «Аленьком цветочке». Досужие взрослые, что случайно попадали на этот спектакль, часто сочувствовали администрации: «Надо же, такая шепелявая актриса, и как она вообще в театре играет, ведь не для одного спектакля ее держат». А шепелявость была находкой. От нее и образ весь сложился. Видели бы эти доверчивые взрослые, какая она значительная, эта Силко, когда играет Смерть в пьесе В.Астафьева «Прости меня», как прекрасно слышны ее невеселые шутки в любом конце зала, как бы тихо она ни говорила над постелью умирающего. А Клио... Речистая муза истории, женщина вне времени, вне суеты, ведущая весь спектакль!
  — Я поехала учиться в Ленинград. Поступила в студию к выдающемуся режиссеру Зиновию Яковлевичу Корогодскому. Конечно, что могла я знать и уметь, девчонка в семнадцать лет, впервые увидевшая железную дорогу. Самым страшным несчастьем оказалась моя дикция, чудовищная речь, смесь южнорусского украинского говора с сибирским диалектом. Дома с мамой говорили по-украински, а здесь нужно было чистейшее ленинградское произношение. И судьба послала мне Страндгиллу. Шаббепетаевну Иртлачь, русскую турчанку, которая еще ребенком попала в Россию в начале века. Она преподавала у нас сценическую речь. Сколько гекзаметров выучили мы с ней, пока обрела я желанную русскую звучность, научилась говорить так, как требовалось актеру.
  Годы учебы вспоминаю, как счастье. Узнавание нового — книги, музеи, люди, — все то, о чем мечтала, осуществилось. Правда, очень туго было с деньгами, бесконечные трудности с жильем, общежития в студии не было, и все-таки это было замечательно...
  Их приехало по распределению в Тулу десять человек. Сегодня из того выпуска Корогодского осталась в ТЮЗе лишь одна Валентина Викторовна. Она очень тепло вспоминает своих наставников: первого режиссера и партнера Галину Ивановну Лукьянову, Юрия Дмитриевича Ратникова, Зинаиду Васильевну Леонтьеву, Александру Иосифовну Гранину. Они прожили в театре жизнь, приняли девушку и вырастили из нее актрису.
  О любимых ролях Валентина Викторовна говорит в основном в будущем времени. Очень хотелось бы ей играть современниц, ровесниц. Считает, что мечта ее — сыграть Роксану из Сирано де Бержерака — уже не сбылась.
  — Актерский век в ТЮЗе вдвое короче. Не успеешь оглянуться, и ты уже «Маманька», а то и бабушки не за горами.
  А силы? Они есть, и молодость, творческая молодость душевная, не иссякает. И хочется попробовать себя в одной из пьес Брехта, и хочется по-новому вглядеться в ту же Клеопатру Львовну Мамаеву из пьесы Островского. Актеры, наверное, похожи на детей. Им хочется чуда, обновления, новых встреч и новых героев.
  А в жизни Валентине ужасно некогда: семья! А тут еще встретила именно ее большой энтузиаст работы с детьми Тамара Александровна Соломонович. Пришла она в театр и попросила кого-нибудь из актеров прийти в детскую комнату при ЖЭКе, поговорить с ребятами о театре. И так она рассказала о своем отряде по имени «Боевой», так звала, что Валентина Викторовна сказала: «Я приду».
  Было это в октябре, и с тех пор она частый гость ребят, что живут на улице Максима Горького. Раз, а то и два в неделю собираются там девочки. Что уж им говорит Валентина и как — не знаю, только они под ее руководством там рукодельничают, шьют, вяжут и ведут неспешные разговоры о жизни, о театре, об искусстве. И что удивительно, при всей актерской загруженности, при всех женских обязанностях, встречи эти желанны, они не в тягость ей. Только так, ненавязчиво — считает актриса - можно разбудить юную душу, открыть человеку глаза на то интересное и очень важное, чего он пока еще не понял.

Л.Долгина (Коммунар 21/02/1982)